Неточные совпадения
— У Чехова — тоже нет общей-то
идеи. У него чувство недоверия к человеку, к народу. Лесков вот в человека верил, а в народ — тоже не очень. Говорил: «Дрянь славянская, навоз родной». Но он, Лесков, пронзил всю Русь. Чехов премного обязан ему.
«Я слишком увлекся наблюдением и ослабил свою волю к действию. К чему, в
общем и глубоком смысле, можно свести основное действие человека, творца истории? К самоутверждению, к обороне против созданных им
идей, к свободе толкования смысла “фактов”».
Его занимал
общий ход и развитие
идей, победы науки, но он выжидал результатов, не делая pas de geants, [гигантских шагов (фр.).] не спеша креститься в новую веру, предлагающую всевозможные умозрения и часто невозможные опыты.
Тит Никоныч, попытавшись несколько раз, но тщетно, примирить ее с
идеей об
общем благе, ограничился тем, что мирил ее с местными властями и полицией.
Существует разительное противоречие между материализмом и логическим реализмом понятий, признающим подлинность реальности
общего, например, класс реальнее конкретного человека,
идея пролетариата важнее самого пролетариата.
Встреча московских славянофилов с петербургским славянофильством Николая была для них большим несчастьем. Николай бежал в народность и православие от революционных
идей.
Общего между ними ничего не было, кроме слов. Их крайности и нелепости все же были бескорыстно нелепы и без всякого отношения к III Отделению или к управе благочиния, что, разумеется, нисколько не мешало их нелепостям быть чрезвычайно нелепыми.
Зачем заботиться о приобретении познаний, когда наша жизнь и общество в противоборстве со всеми великими
идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе
общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному русскому духу.
Эта
идея положительного бытия [Слово бытие я здесь все время употребляю не в
общем и отвлеченном смысле, а в метафизическом смысле истинно-сущего.
Идея бытия есть первичная интуиция, а не производный результат дискурсивного мышления, и все попытки критицистов разложить эту
идею на простейшие элементы, ничего
общего с бытием не имеющие, из субъекта взятые, производят впечатление софизмов, являются ненужным и вредным схоластическим формализмом.
Вот почему иногда
общий смысл раскрываемой
идеи требовал больших распространений и повторений одного и того же в разных видах, — чтобы быть понятным и в то же время уложиться в фигуральную форму, которую мы должны были взять для нашей статьи, по требованию самого предмета…
Не отвлеченные
идеи и
общие принципы занимают художника, а живые образы, в которых проявляется
идея.
— Я только хотел сказать, что искажение
идей и понятий (как выразился Евгений Павлыч) встречается очень часто, есть гораздо более
общий, чем частный случай, к несчастию. И до того, что если б это искажение не было таким
общим случаем, то, может быть, не было бы и таких невозможных преступлений, как эти…
И наконец, мне кажется, мы такие розные люди на вид… по многим обстоятельствам, что, у нас, пожалуй, и не может быть много точек
общих, но, знаете, я в эту последнюю
идею сам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек
общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…
Уже тогда я проектировал все те
идеи, которыми теперь наш
общий друг, Менандр Прелестнов, волнует умы в"Старейшей Русской Пенкоснимательнице"!
Он не лжет, не обдает бешеной слюною; но оставьте в стороне зверообразные формы, составляющие принадлежность ликующей публицистики, — и вы очутитесь перед тем же отсутствием
общей руководящей
идеи, перед тою же бессвязностью, с тем лишь различием, что здесь уверенность заменяется бессилием, а ясность речей — недоговоренностью.
Идея общего блага равно чужда и глупому человеку, и тупоумцу, но последний уже дошел до понимания личного блага и, следовательно, получил определенную цель для существования.
— В том суть-с, что наша интеллигенция не имеет ничего
общего с народом, что она жила и живет изолированно от народа, питаясь иностранными образцами и проводя в жизнь чуждые народу
идеи и представления; одним словом, вливая отраву и разложение в наш свежий и непочатый организм. Спрашивается: на каком же основании и по какому праву эта лишенная почвы интеллигенция приняла на себя не принадлежащую ей роль руководительницы?
— Под этими фактами, — начал он, — кроется весьма серьезное основание, а видимая неустойчивость —
общая участь всякого народа, который социальные
идеи не оставляет, как немцы, в кабинете, не перегоняет их сквозь реторту парламентских прений, как делают это англичане, а сразу берет и, прикладывает их к делу. Это
общая участь! И за то уж им спасибо, что они с таким самоотвержением представляют из себя какой-то оселок, на котором пробуется мысль человеческая. Как это можно? Помилуйте!
Я воображаю, что ему смутно представлялись дорогою многие весьма интересные вещи, на многие темы, но вряд ли он имел какую-нибудь твердую
идею или какое-нибудь определенное намерение при въезде на площадь пред губернаторским домом. Но только лишь завидел он выстроившуюся и твердо стоявшую толпу «бунтовщиков», цепь городовых, бессильного (а может быть, и нарочно бессильного) полицеймейстера и
общее устремленное к нему ожидание, как вся кровь прилила к его сердцу. Бледный, он вышел из коляски.
Жозеф сделал из него человека вообще, как Руссо из Эмиля; университет продолжал это
общее развитие; дружеский кружок из пяти-шести юношей, полных мечтами, полных надеждами, настолько большими, насколько им еще была неизвестна жизнь за стенами аудитории, — более и более поддерживал Бельтова в кругу
идей, не свойственных, чуждых среде, в которой ему приходилось жить.
И вот, как в тюрьме, люди, связанные
общим несчастием, чувствуют себя легче когда сходятся вместе, так и в жизни не замечаешь ловушки, когда люди, склонные к анализу и обобщениям, сходятся вместе и проводят время в обмене гордых, свободных
идей.
Тем не менее, как ни жаль расставаться с тем или другим излюбленным девизом, но если раз признано, что он «надоел» или чересчур много хлопот стоит — делать нечего, приходится зайцев зубами ловить. Главное дело,
общая польза того требует, а перед
идеей общей пользы должны умолкнуть все случайные соображения. Потому что
общая польза — это, с одной стороны… а впрочем, что бишь такое
общая польза, милая тетенька?
— В
общем, если хотите, мало ж!.. Так что самый съезд членов лиги мира […съезд членов лиги мира. — Лига мира и свободы, ставившая своей целью пропаганду
идей политической свободы и пацифизма, была основана в 1867 году. В работе лиги принимали участие М.А.Бакунин, Жюль Валлес, И.Беккер и другие видные представители социалистического движения. В ноябре 1867 года сотрудничать в органе лиги был приглашен Карл Маркс.] в Женеве вышел какой-то странный… — проговорил он.
Они только поддакивали, когда глубоко убежденные люди утверждали, что дело литературы заключается в разработке
общих руководящих
идей, а не подробностей.
У них какие-то
общие цели, какая-то
идея, для которой прежде всего нужны средства…
Он всячески старался покорить себе людей, но покорял он их во имя
общих начал и
идей и действительно имел влияние сильное на многих.
Истина не нужна была ему, и он не искал ее, его совесть, околдованная пороком и ложью, спала или молчала; он, как чужой или нанятый с другой планеты, но участвовал в
общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям,
идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе, он не сказал людям ни одного доброго слова, не написал ни одной полезной, непошлой строчки, не сделал людям ни на один грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь перед ними и самим собой, всегда старался придавать себе такой вид, как будто он выше и лучше их.
Нельзя сказать, чтобы труд г. Устрялова совершенно чужд был той
общей исторической
идеи, о которой мы говорили; но все-таки очевидно, что не она положена в основание «Истории Петра».
Эта глава именно показывает, что автор не вовсе чужд
общей исторической
идеи, о которой мы говорили; но вместе с тем в ней же находится очевидное доказательство того, как трудно современному русскому историку дойти до сущности, до основных начал во многих явлениях нашей новой истории.
Такой вопрос рождается тем естественнее, что под «
идеею» [у Гегеля] понимается «
общее понятие так, как оно определяется всеми подробностями своего действительного существования», и потому между понятием
идеи и понятием жизни (или, точнее, понятием жизненной силы) есть прямая связь.
Красота формы, состоящая в единстве
идеи и образа,
общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от
идеи прекрасного, как объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном мире.
Но в нем есть справедливая сторона — то, что «прекрасное» есть отдельный живой предмет, а не отвлеченная мысль; есть и другой справедливый намек на свойство истинно художественных произведений искусства: они всегда имеют содержанием своим что-нибудь интересное вообще для человека, а не для одного художника (намек этот заключается в том, что
идея — «нечто
общее, действующее всегда и везде»); отчего происходит это, увидим на своем месте.
Всеобщее, мысль,
идея — начало, из которого текут все частности, единственная нить Ариадны, — теряется у специалистов, упущена из вида за подробностями; они видят страшную опасность: факты, явления, видоизменения, случаи давят со всех сторон; они чувствуют природный человеку ужас заблудиться в многоразличии всякой всячины, ничем не сшитой; они так положительны, что не могут утешаться, как дилетанты, каким-нибудь
общим местом, и в отчаянии, теряя единую, великую цель науки, ставят границей стремления Orientierung [ориентацию (нем.).].
Это — смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на
идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является, как
общие черты ее круга. В собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию.
Быть избранником, служить вечной правде, стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать
идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для
общего блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Принципом же называли
общую философскую
идею, которую признавали основанием всей своей логики и морали.
Оно очень широко захватывает историю народов и очень определительно выражает собою
общее стремление нашего времени возводить факты к
идеям, а
идеи призывать на окончательный суд и поверку фактами.
Но и этого еще мало отдельному человеку для того, чтобы по
идее любви к
общему благу расположить всю свою деятельность.
Для объяснения этого любопытного факта надо припомнить положение английского общества и
общее движение
идей в первую четверть нынешнего столетия.
— Разврат-то существовал, но он прятался, его стыдились, блудниц побивали каменьями, а нынешняя блудница ходит гордо и открыто. Где же любовь к ближнему? Где прославленная культура, гуманизм, великия
идеи братства и свободы? Вот для неё, для девицы, не нашлось другого куска хлеба… Она хуже скота несмысленного. Это наш грех,
общий грех… Мы ее видели и не помогли ей, мы ее не поддержали, мы ее оттолкнули от нашего сердца, мы насмеялись над ней.
Поэтому-то мы и понимаем всю естественность чувства Елены к Инсарову, поэтому-то и сами, довольные его непреклонною верностью
идее, не замечаем, на первый раз, что он обозначается перед нами лишь в бледных и
общих очертаниях.
К сожалению, нет ничего
общего между феодальным монархизмом с его определенным началом, с его прошлым, с его социальной и религиозной
идеею, и наполеоновским деспотизмом петербургского царя, имеющим за себя лишь печальную историческую необходимость, преходящую пользу, не опирающимся ни на какое нравственное начало.
Если из круга моих наблюдений, из сферы действий, в которой вращаюсь я, исключены
идеи и побуждения, имеющие предметом
общую пользу, то есть исключены гражданские мотивы, что остается наблюдать мне? в чем остается участвовать мне?
— Зачем вы меня сюда привезли? — продолжал доктор, тряся бородой. — Если вы с жиру женитесь, с жиру беситесь и разыгрываете мелодрамы, то при чем тут я? Что у меня
общего с вашими романами? Оставьте меня в покое! Упражняйтесь в благородном кулачестве, рисуйтесь гуманными
идеями, играйте (доктор покосился на футляр с виолончелью) — играйте на контрабасах и тромбонах, жирейте, как каплуны, но не смейте глумиться над личностью! Не умеете уважать ее, так хоть избавьте ее от вашего внимания!
На такое дело он ни на минуту не призадумался бы ухлопать все свое состояньишко. Но Фрумкин, хотя и очень сочувствовал такой
идее, однако же находил, что сначала практичнее было бы устроить дело книжной торговли с общественной читальней, которая могла служить
общим центром для людей своего кружка, а при книжной торговле можно сперва, в виде подготовительного опыта, заняться изданием отдельных хороших книжек, преимущественно по части переводов, а потом уже приступить и к журналу.
В них более благородного самоотвержения; они умели смело покушаться несколько раз на приобретение своей свободы, умели без страха идти на пытку, в рудники, страдать за
идею, и поэтому наш братский призыв к ним: принять самое деятельное участие в
общем деле, поделиться с нами своей энергией».
И для Платона, и для Аристотеля было одинаково бесспорно, что существует нечто
общее в понятиях, род или
идея, причем ни тот ни другой не понимали их в смысле номинализма, т. е. только как абстракции или условные имена — vox, но видели в них некие realia.
Идеи для мира явлений имеют не только художественно-эротическую и религиозно-мистическую достоверность, но и логическую значимость, как
общие родовые понятия (κοινόν, το εν επί πολλών, εν είδος εκαστον περί τα πολλά), причем эти понятия не суть только родовые имена, но выражают самые сущности предметов (οϋσίαι) [О смысловом значении «
идей» и «эйдосов» у Платона см.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии.
«Законы природы»,
идея о все
общей мировой детерминированности, о каком-то perpetuum mobile [Вечный двигатель (лат.).] есть необходимое вспомогательное орудие познания, его прагматические костыли, опираясь на них человек расширяет свою мощь и положительную свободу.
Возможность
общих понятий коренится в умном видении
идей, но эти
общие понятия-идеи видятся не в их софийной гармонии или целомудрии, но в развернутом «развращенном» виде, как дурная множественность сталкивающихся центров, откуда проистекает и вся пестрота, хаотичность, неорганизованность бытия.